В послушной тишине голос лектора не требовал особого напряжения связок, только стук мела, производимый его собственной рукой, да редкий шепоток отважившихся студентов разбавляли его глубокомысленную речь. Золотистой пылью искрились косые солнечные лучи, проникая в аудиторию через высокие окна, они казались почти осязаемыми, прикасались своим теплом к лицам, шеям и рукам. Профессор не останавливался ни на секунду, монотонно, хоть и с горячностью верующего, представлял молодым умам всю цепочку следствий и заключений. Никто не осмелился прервать лекцию ни словом, ни вопросом, ни даже громким вздохом.
Виктория, робкая и застенчивая блондинка, внимала словам профессора, она сидела с видом сопричастным и кивала, будто утверждала каждое слово, произнесенное педагогом по заранее согласованному с ней плану. Репутация отличницы и автоматчицы не позволяла иметь иного вида, кроме того, что сейчас так умело применяла девушка. Красивая, умная и скромная провинциалка, она не имела достаточно весомых талантов, чтобы иным способом преуспеть во взрослой жизни отдельно от родителей.
Действительно, с момента поступления в московский ВУЗ Вика коренным образом преобразилась и метаморфозы коснулись как внешности, так и зрелой рассудительности. Честолюбивая девушка из бедной семьи не видела иного способа вырваться из сырой глуши, кроме как утвердить за собой репутацию старательной и скромной студентки, хоть и с неизбежным налетом старомодности. В один день она порвала связи со старыми друзьями, способные в большей или меньшей мере скомпроментировать ее в собственных глазах.
Длинные, светло-желтые, почти соломенного цвета волосы Вики почти касались стола, когда она старательно тянула лицо вперед, всматриваясь в появляющиеся на доске формулы. Ее большие карие глаза почти не моргали — непозволительная роскошь для студентки, поглощающей знания с жадностью птенца, а носик забавно морщился, когда навязчивые, игривые лучики мешали ей сосредоточиться на пожелтевших пальцах профессора, выводящих стрелки на большой доске.
Не будь лектор так поглощен ценностью проистекающих одна из другой математических истин, непременно бы он оценил этот внимающий взгляд отличницы, возможно единственный, обладающий такой искренней благодарностью, среди бесчисленного множества студенческих скучающих физиономий. Дежурная преданность последователя. С еще большей очевидностью математик обнаружил бы и противоположное, даже более привычное проявление студенческого рвения — спящую на скрещенных руках слушательницу по правую руку от Виктории.
— Настя, — шепнула отличница, улучшив момент, — ты живая? Где ночью была?
— Вообще не живая, — хрипло ответила девушка, не поднимая головы, — зато наеблась на полгода вперед…
Виктория не шевельнулась, ни один мускул на исказил ее внимательного выражения. Нет, вольности подруги не взволновали ее нежной души, наоборот, притягивали, манили, требовали любопытного участия, но теперь это была непозволительная роскошь. После середины лекции аудитория погрузилась в надежное и прочное забытье — логические цепочки утратили ясность, слова лектора, тихие и тяжеловесные, больше не пробивались сквозь туман — сон разума охватил студенчество. Даже Вика не находила больше сил следовать своей роли. Она смягчила черты, ослабила осанку и даже позволила себе не так усердно прижимать коленки друг к другу под скользкой материей платьица.
— Викуль, как я вчера текилой нахреначилась, — горделиво сообщила Настя, повернув голову на бок, — кажись, натерли мне будь здоров…
— Ты одна из девчонок была? — не без любопытной зависти уточнила отличница.
— Нет, — Настя задумалась, — не помню, если честно…
Невысокая брюнетка с заплетенными по окружности косами с самого первого курса была соседкой и в полном смысле этого слова антиподом Виктории. Она не стремилась к высотам, если не считать успеха у мужской половины, не прилагала усилий в учебе, даже притворных. Симпатичная остроносая девушка привлекала мужское внимание, прежде всего, своим непропорциональным строением — в иной ситуации это могло бы сослужить дурную службу, однако, непростительно полные ножки и широкий таз при девичей изящности верхней половины тела снискали Настеньке славу желанной гостьи любого закрытого мероприятия и устойчивый вкус к низменным удовольствиям.
По благоприятному стечению обстоятельств третью соседку по комнате подругам так и не пришлось увидеть лично и о ее великодушной персоне каждый день напоминала пустая постель, не отданная комендантом в чье-либо еще распоряжение. Так, с первых дней Настя и Вика и сблизились, проживая вдвоем на просторной жилплощади и преследуя свои цели в стенах университета. Давно перестала быть тайной интимная жизнь друг друга, зачерствело чувство стеснения от тесного сожительства и сопутствующих ему необходимых обнажений и даже некие циклы, понятные только женской половине рода человеческого, пришли во взаимное согласие.
Скучная лекция, между тем продолжалась и не обещала скорого своего окончания — доска не была исписана еще и на половину, а бодрость тихого голоса лектора не поддавалась усталости. Настя так и держала голову на скрещенных руках, глядя помутневшими счастливыми глазами на подругу.
— Настюх, ты хоть предупреждай, когда не ночуешь, — с поддельным укором шепнула блондинка, — я же беспокоилась.
— Хули беспокоиться… все норм, — голос девушки оставался сухим и хрипловатым, — ты лучше скажи… — глаза Насти заискрились, как только она вернула диалог к старой, но не закрытой теме, — лучше скажи, ты мне подруга?
— Подруга, — ответила Вика обреченно, понимая к чему склонится дальнейший разговор.
— Подруги должны друг другу помогать? — Настя хитро прищурилась и уже не сдерживала голоса.
— Должны.
— Ну и? — Настя подняла голову и смотрела с настойчивым видом, — поможешь с Кириллом?
Вика тяжело вздохнула и не нашла ничего лучше, как вернуть заслуженное, хоть и притворное внимание пожилому математику. Просьба подруги, настойчивая и губительная, давно осаждала девушку. Она казалась заманчивой и даже желанной, все тело изнывало от мысли представить свое тело красавцу Кириллу в качестве приманки в угоду Насти, чтобы она потом его же и обвинила в измене. Такова участь не угодного боле фаворита коварной сердцеедки. Единственное, чему противоречила эта просьба — репутации Виктории. Принятая добровольно роль прилежной зубрилки и активистки не терпела легкомыслия, тем более из ряда одноразовых свиданий с парнями подруг. Само будущее от подобных затей попадало под угрозу.
Простой смертный, слабый человек, Вика с трудом справлялась с собственной природой, так грубо в одно мгновение подчиненной правилам хорошего тона и внешних приличий. Она изнывала от желания, сходила с ума, хоть и не подавала виду. Только Настя знала цену этой холодной маски и только она была вхожа в темные тайны отличницы. Ей одной был ведом секрет внешней холодности с однокурсниками и почти набожной сдержанности. Впрочем, скрыть подобные тайны от соседки по комнате вряд ли удавалось бы сколько-нибудь долго, тем более, не требовалось бы особой сообразительности, чтобы разглядеть за неприступностью некую неразборчивость в средствах.
Так, если в начале учебы Виктория разрешала эту неожиданную задачу под собственным одеялом, то со временем, безусловно под давлением собственной невоздержанности, согласилась принимать помощь соседки, отчего обе только выиграли и сблизились. Так или иначе, жажда могла быть утолена при первой возможности. Ни одна душа во всей спящей аудитории не имела оснований предположить, какое бурное желание охватило сейчас отличницу, как повлияли на ее возбуждение яркие картинки Настиного ночного времяпрепровождения и соблазн отдаться ее Кириллу.
Незаметно для самой себя Вика поддалась искушению, ее рука незаметно соскользнула вниз и сквозь материю платья прикоснулась к жаркой области внизу живота. Бедра невольно сдвинулись и приятно зажали ладонь, обеспечив тесное соприкосновение с трепещущей областью. Стоило едва заметно пошевелить кончиками пальцев, невероятной силы медовое ощущение разливалось по телу и грозило наполнить его до самой макушки. С большим трудом Вике удавалось балансировать между нестерпимым наслаждением и допустимым с точки зрения внешних приличий поведением. С одной стороны девичье терпение было, наконец, вознаграждено, с другой — насладиться этой наградой было весьма затруднительно, не рискнув при этом репутацией.
Остановиться было уже невозможно, Вика чувствовала пальцами свое горячее жерло, обильно источающее тягучую слизь. В такой кондиции женское тело способно было бы принять любой, даже немыслимо огромный мужской орган без всякого затруднения — так велико было количество смазки и гостеприимство губоподобных набухших складок. Милое личико блондинки поменялось — закрытые веки мелко дрожали, губы исказились кривой улыбкой, а стиснутые зубы звучно втягивали воздух. Чем сильнее Вика сдавливала ноги, тем яснее ощущала приближающийся оргазм.
В неведении Настя, не поднимая подбородка с локтя, равнодушно просматривала бегущую ленту на экране смартфона. Слишком рано она потеряла интерес к подруге — пропустила самое интересное, что сулило лишние поводы для острот и, возможно, шантажа. Слишком пресыщенная прошедшей ночью, чтобы предположить за Викой подобное, она и подумать не могла о томящем ее тело наслаждении.
Вика с трудом прервалась, вытащила руку из плена непослушных бедер и с настойчивостью одержимой нащупала в сумочке свой телефон. Звук был отключен, как и подобало нокии отличницы в период лекции. Небольшой, кнопочный розовый аппарат, он все еще служил напоминанием о старой жизни и желании во что бы то ни стало от нее отдалиться. Нокия позволяла говорить и отправить смс, безупречно служила будильником, и на этом функционал ограничивался, чтобы не искушать отличницу инстраграммом, ватсапом и прочими забавами бездельников.
Вика увлекла нокию под парту и тут же снова зажала бедра. Приятное прикосновение твердого предмета к нижней части живота снова распалило желание. Опять нужно было балансировать, словно на пике скалы — один неосторожный шаг и лавина накроет ее с головой, обездвижит, лишит воли, вырвет из груди крик. Стоит хоть на мгновение слишком сильно прижать телефон к раскаленному входу и падение в пропасть неминуемо. Предательница, между тем, настойчиво просит, почти требует, бунтует, если нажим покажется не достаточно сладким.
— Позвони мне, — дрожащим голосом произнесла Вика, повернувшись к подруге.
— Зачем?
Голос Насти показался недопустимо равнодушным, тогда блондинка выхватила ее смартфон, свернула ленту и сама набрала собственный номер. Теперь предосудительное занятие перестало быть тайной для распутной подруги. Смартфон издавал слабые, едва различимые в аудитории гудки, нокия в ответ дарила Виктории наслаждение — мелкая, но сильная, непрекращающаяся вибрация разнеслась сначала по чувствительной области таза, потом и по всему телу, чтобы вдребезги разрушить все ее усилия сохранять бесстрастный вид.
Вика чувствовала, как за густым туманом наслаждения, дрожащий свет проникает под ее веки, как тяжело легкие с сопением втягивают воздух, как кровоточит нижняя прикушенная губа, как вздымается ее грудь и самое главное — как нокия пропиталась вязкой слизью сквозь трусики и подол платья. Вибрация полностью лишила девушку воли, как только гудки прекратились, Настя снова послала звонок.
В аудитории наступила тишина, преподаватель смолк и задумчиво смотрел на спящую публику. Лучи пронизывали пространство, обнажая взвешенные мириады пылинок. В полной тишине ясно слышалось дрожание телефона, частое девичье сопение и бесконтрольное шарканье непослушных ног. Вдруг Вика начала глубоко дышать, раздувая зарумянившиеся щеки, изогнула спину и тихо взвизгнула.
