Антон не любит шансон. Точнее сказать — он его ненавидит. Хрипатые, типа «мужественные» голоса, его бесят.
Репертуар ресторанных лабухов, эти «хрум-ча, хрум-ча», это вовсе не музыка. Музыка, это — мелодия и гармония. В шансоне нет ни мелодии, ни гармонии. А если, кое-где есть, то они примитивны как колун.
Тюремная стилистика, пересыпанная блатными словечками, может нравиться только недоумкам, тупым и безграмотным, которым медведь на ухо наступил.
Что же тогда он слушает?
Многое. К примеру, из попсы: Селин Дион, Дженни Лена, Оджини, Пентатоникс… Ну и прочее подобное.
Ну и естественно — классику: Бетховен Чайковский, Моцарт.
Недавно открыл для себя квартеты Чурлёниса. Потрясающие стринг-кружева, от которых впадаешь в блаженное гипнотическое состояние.
Но, это так… Завязка.
Уложив детей спать, Тоха полулежал в кровати, листая книгу. «Воздушные винты»… шестьдесят первый год выпуска. Дремучий фолиант, но актуален и до сих пор.
Его давно звали в вертолётный спасательный отряд, инженером группы обслуживания, но там только одно преимущество — нормированный рабочий день. Каждый вечер — дома. Ну, за исключением тревожных ситуаций. Но платят там, на двадцатку меньше. Он пока раздумывал…
Ольга вошла в спальню, уткнувшись в телефон. Кому-то писала эсэмэски. Плюхнулась на своей половине, подложив подушку под спину. Устроилась сидя и продолжала тыкать в монитор.
Антон отложил книгу.
— Оля…
— Да, — не оторвалась жена от экрана.
— Ты его любишь?
Она замерла, опустив взгляд. Думала, слегка нахмурившись. Тоха терпеливо ждал.
Наконец Ольга вздохнула, посмотрела мужу в глаза.
— Да, Тоша, люблю.
— И давно это у вас?
— Почти год.
Она не спрашивала — откуда он узнал. Чего уж теперь.
— А зачем ты мучаешься? Зачем мучаешь его? Зачем обманываешь меня?
— Я не хотела сделать тебе больно… А главное, — она тяжело вздохнула, — главное, Тоша — дети.
— И что теперь?
— Не знаю.
Он медленно покивал. Жена сидела, опустив голову. Лицо побелело, ресницы вздрагивали.
— Оля, он женат?
— Нет.
— Он готов на тебе жениться?
— Не знаю…
— Ну, что… Давай будем разводиться…. Надо только как-то детей уберечь от стресса. А с ним я поговорю…
— Ты подашь на развод? — удивилась супруга.
— Ну, Морозова, сама подумай — как я буду жить с женщиной, которая меня не любит. Я так не могу… И не хочу.
Оля сняла внезапно запотевшие очки, протёрла о край одеяла.
— А дети?
— Дети побудут со мной, пока ты не устроишься. Совершенно незачем выдёргивать их из привычной жизни.
И тут Оля забеспокоилась:
— А о чём ты с ним будешь говорить? Ты собираешься с ним драться?
Антон горько хохотнул:
— Нет, Оленька. Я не буду с ним драться. Мы же не стадо павианов, чтобы биться за самку…
А сам подумал:
— Господи! С кем там драться…
Но вслух сказал:
— Ты полюбила… Любовь! Она же не зависит от твоего желания. Да и я тут ничего сделать не могу. Это печально, но так бывает. «Кризис среднего возраста», мать его. Видимо я что-то упустил. Чего-то тебе не додал.
— Нет, Антоша. Ты тут совершенно не причём. Просто… Я просто, действительно, полюбила его… А…Что ты с ним, с Георгием собираешься делать.
— Я собираюсь его на тебе женить.
— А если я не захочу за него выходить?
— Ну, не захочешь, так не захочешь… Ладно… Иди, я тебя обниму последний раз, да давай спать.
Антон… Точнее — Рожков Антон Семёнович, вкалывал бортинженером.
Он закончил Московский государственный университет гражданской авиации, по специальности «управление процессами эксплуатации воздушных судов». И, по окончании обучения в девяносто седьмом году, устроился в лётный отряд. Сначала просто — техником в наземных службах, а через два года, в девяносто девятом, впервые полетел. «Кочегаром», как называли на лётном сленге бортинженеров. И зарплата значительно прибавилась.
А до этого, в девяносто шестом, приехал на каникулы домой, и тут, на дружеской вечеринке, встретил Олю.
И как-то — быстренько, быстренько, они поженились. Антон разрывался между Москвой и родным городом, метался между учёбой и семьёй. А уже в следующем году родилась Катюшка, папина радость.
А ещё через три года, ровно в двухтысячном, радости прибавилось. Появилась Лизонька, солнышко ясное.
Когда семья твёрдо встала на ноги, приобрела большую пятикомнатную квартиру на «Зелёном бульваре», две машины, и бытовой комфорт, решились на третьего ребёнка. И, в двухтысячи шестом году, забабахали мальчика, Костика, папино счастье. Продолжателя рода.
А Оля, после того как закончила местный филиал РГТЭУ, помаялась по магазинам, то товароведом, то менеджером. А потом удачно устроилась в ресторан «У Есенина», администратором зала. Так и работала до сих пор, с перерывами на декреты. Ей нравилось. Её ценили как профессионала высокого класса и платили неплохие деньги. Тогда, в тринадцатом году, она получала тридцать шесть тысяч, и это было достаточно высокой заработной платой.
Но с Антоновыми ста двадцатью тысячами, конечно не сравнить. Правда, дома он бывал не так часто как хотелось. Работа бортинженером, это нескончаемая командировка.
Так и жили. Хорошо, дружно, безбедно. Копили на коттедж. Хотелось домик на земле.
Но пришла, паскуда, любовь. Светлое, мать его, и чистое чувство. И порушила, сука, всё.
Антон прекрасно понимал — жене уже ближе к сорока. Первые, заметные только ей, признаки увядания и тоска по ушедшей молодости. Недовольство браком и постоянным отсутствием мужа. Вот и прорвало.
А ведь хотел он перевестись к вертолётчикам, но… Потеря в деньгах, хоть и небольшая, душила жабой. Вот и доигрался.
В том, что Ольга ему изменила, он винил и себя в том числе. Переведись он год назад, может и не стряслось бы такого казуса в его жизни. А теперь вот… Мда…
На следующий день Антон пошёл к юристу аэропорта, и тот набросал ему схему искового заявления на развод, попутно объясняя тонкости предстоящей процедуры.
Тоха, прямо от юриста созвонился с женой и выяснил, что по имуществу и по детям у неё никаких претензий нет. Поэтому заполнил заявление не в районный суд, а на имя районного мирового судьи.
Вечером собрались всей семьёй за ужином, и Рожков озвучил ситуацию.
Ольга, разумный человек, прекрасно понимала, что затевать скандал по поводу проживания детей глупо и непорядочно. Поэтому решили, что ребятишки останутся с отцом, с привычным и родным человеком. Некрасиво заставлять их жить в другой квартире, учиться в другой школе и сосуществовать с незнакомым мужиком, который непременно попытается доминировать в семье. А их дети, особенно Катенька, не привыкли, чтобы ими командовали или указывали им — как жить.
Тем более, что квартира у Георгия (любовника жены) была съёмная и всего-навсего двухкомнатная. Где там разместиться двум, почти взрослым, девочкам и одному пацану.
Тоха обещал помочь приобрести жильё, но тоже в пределах двухкомнатки. Так что — особо Ольге с новым мужем размахнуться не светило.
Но ничего… Ничего… С милым и в шалаше рай.
Одна машина так и осталась у Ольги.
А их накопления Морозова сама решила оставить для детей. Им ещё в институтах учиться и на ноги вставать. Да и какой там её вклад, в этих заначках? Слёзы одни.
Вот так и порешали вопросы расставания. Спокойно и по-деловому. Взрослые, цивилизованные люди, которые ценят свои взаимоотношения и беспокоятся друг о друге.
Дети, конечно, пережили шок. Но не скандалили, не закатывали истерик, восприняли это сообщение дисциплинированно. Всплакнули конечно.
А когда ребятишки разошлись по спальням, Антон и Ольга поговорили наедине.
Он интересовался:
— Я не пойму, что у него… Как его?
— Георгий, — подсказала жена.
— Что у этого Георгия есть такого, чего нет у меня?
Оля объясняла ему, как двоечнику:
— Тоша, в отличие от тебя, он галантен, романтичен. Он… Он напорист… Он засыпает меня комплиментами. У нас очень нежные и романтичные свидания.
— А тебя ничего в нём не смущает?
— А что меня должно смущать?
— Ну… Мужик в его возрасте должен уже иметь семью, детей. У него должна быть профессия, а не хобби, прости Господи.
— Тоша, у него замечательная профессия. Он шансонье.
— Мда… Песни, это, Оленька, романтика. Легкая, дешёвая романтика. А в обычной жизни ей не место. В обычной жизни надо вкалывать как папа Карло и обеспечивать семью. Вот у него сколько зарплата?
— Тридцать за месяц… Плюс за заказанные песни сотня за штуку.
— Ну, полтинник в месяц-то хоть выходит?
— Не всегда.
Тоха с сочувствием смотрел на супругу. Он лучше её понимал, что этот романтический выверт, всего лишь результат Ольгиного возрастного кризиса. Женщину в этот период так легко соблазнить…
Антон ещё раз пожалел, что не перевёлся год, или даже два года назад, из лётного состава. Возможно, ничего бы и не было. Да теперь чего уж…
— Оля, я прошу, учитывай, что ты сейчас, в состоянии влюблённости. Ты не можешь отличить порядочного человека от проходимца. Тебе надо быть осмотрительней. И в имущественном отношении, и в денежном, будь, пожалуйста, осторожна.
Он вздохнул и выдал:
— Я подозреваю, что он — альфонс.
Ольга терпеливо усмехнулась.
— Ты просто ревнуешь. Ты просто не хочешь, чтобы я уходила.
— Конечно, я ревную. Но взгляд со стороны всегда… Он более объективен… А хочу я, или не хочу твоего ухода, это уже ни на что не влияет. Наша уже семья распалась… Так что, назад дороги нет. Ты уже ушла. Ты ушла навсегда.
Ольга, посмотрела сосредоточенно на мужа, спросила:
— Тош, а почему ты так спокоен? Тебя эта ситуация не волнует?
— Как, «не волнует»? Конечно, волнует. Только я не привык закатывать истерики и по-бабий паниковать. Тебе не понять… Видишь ли, у тебя никогда не отказывал двигатель на высоте десяти тысяч метров. А у меня два раза. Я приучен — не суетиться и не пороть горячку.
Да! Всё верно! Выдержка и хладнокровие… Только руки у него, во время этого разговора, дрожали.
Как он «поймал» жену?
Да как-то неожиданно для самого себя.
На юге области расформировали военный аэродром. Конверсия, мать её. Ага… Председатель совета директоров аэропорта, какими-то хитрыми путями договорился — забрать списанное оборудование, которое очень пригодилось бы в ремонтных мастерских.
Ну и поехали тремя бортовыми «Уралами» через весь город. А когда возвращались обратно, тут и произошло…
Возле ресторана «У Есенина», через дорогу от него, на автостоянке, около Ольгиной «Киа», стоял мужик-красавец. Во всём белом. Пальто, костюм, шляпа и роскошный белый шарф. Мачо, короче.
И этот мачо по-хозяйски обнимал Антову жену. А через секунду и вовсе поцеловал. Нет, не в щёчку, а в губы. Прямо в засос. Ольга радостно улыбалась и что-то щебетала, прижимаясь к мужику.
А слева, на фасаде ресторана, висел огромный плакат, с фотографией этого мужика, опять-таки, во всём белом, и надпись: «Весь вечер поёт шансонье Васильев Георгий!».
Вот такой «сурпрайз», бля. Разночтений нет и быть не может. Всё ясно. Его брак уничтожен.
Через месяц их развели.
Мировой судья, женщина за пятьдесят, удивлялась:
— Я не могу понять — чего вы не поделили?
Антон вздохнул и объяснил:
— Просто жена полюбила другого. Сердцу не прикажешь.
— А как же дети, — судья полистала документы, — трое детей. Как же они.
— Дети остаются со мной. У Оли жилплощадь будет маленькая. Мы купили ей новую, двухкомнатную на левобережье.
— То есть, — продолжала служительница фемиды, — ваша супруга, с её новым мужем, будет жить в менее комфортабельных условиях?
— Ну… Да…
— А может, вам оставить детей с женой, и самому уйти в новое жильё?
Тут вступила, молчавшая до сих пор, Ольга:
— Нет. Так нельзя. Дети просто не примут нового… Нового отца. И кроме того… Мы, все вместе, столько лет строили… Создавали это гнездо. Семейное гнездо. Я думаю, привести туда постороннего мужчину, это несправедливо.
— Мда… Ну, ладно. Я вижу вы, серьёзные люди, и всё решили. Отсрочку я вам не буду давать. Заберёте решения суда у секретаря через четыре дня.
Катя и Лиза сильно обижались на мать.
— Она нас бросила, — ревели они, — значит, она нас не любит…
А Костик, он тоже плакал, но не понимал происходящего. Он не мог понять, — почему его мама теперь не сможет с ним жить. Он был очень к ней привязан. Девочки как-то — к отцу, а сын всё больше — к матери.
Антону, хоть самому реви. Но надо было жить дальше, надо было поддерживать детей.
Хотел нанять бабульку, которая бы готовила и убирала в квартире, но Катерина упёрлась и уверяла отца, что сама справится с домашними делами. И действительно — справлялась.
А через неделю позвонил Славка, Ольгин брат.
— Вы чё? Разбежались, что ли?
— Здравствуй Слава. Да, разбежались.
— Я от вас хренею! Она, что — мужика себе нашла?
— Она полюбила, Славка. Любови все возрасты покорны.
— Может мне с ней поговорить? Может — одумается?
— Нет. Даже если она и одумается, как я с ней жить буду? Я не смогу… Но поговорить с ней надо. Слава, я тебя попрошу, выясни у неё — этот грёбанный шансонье жениться на ней собирается, или так… Поматросил и бросил? Подали они заявление в ЗАГС, или он тянет кота за хвост?
Слава обещал.
Ольгин брат работает начальником районного отделения МВД. Подполковник.
А отец у них — бывший начальник штаба, управления МВД по области. Сейчас на пенсии.
Они на пару допросили Ольгу и выяснили, что её ухажёр несколько затягивает вопрос официального бракосочетания. Не то, чтобы он отказывался, но и не особо торопился.
Константин Иванович — мужик строгих нравов. Он, с сыном Славкой, нагрянул в Ольгин ресторан, вызвал дочь с любовником и построил всех. Призвал, так сказать, к порядку.
— Это, что за разврат? — рычал он на Георгия, по словам Славы, — Ты чего девку позоришь? Семью развалил, поигрался с бабёнкой, а теперь в кусты? Нет, дружок, у нас так не делается… У нас спят вместе только после свадьбы. Я ясно выразился?
Ольга только испуганно кивала. Она знала крутой характер своего отца.
Напуганный Георгий клялся и божился, что немедленно помчится в ЗАГС подавать заявление.
И действительно — помчались оформлять отношения.
Свадьбу забабахали в том же ресторане. Гостей было много. Родни у Ольги — уйма.
Ни Антона, ни его детей не пригласили. Да оно и правильно.
Как Рожковы жили это время?
Ничего себе жили. Нормально. Грех жаловаться.
Дети и отец, как-то резко, стали ближе друг другу. Поначалу они все спали вповалку на одной кровати в спальне родителей. Девочки вечером немножко плакали. А Костик держался — он же мужчина. Хоть слёзки и стояли у него в глазах.
Антон просыпался утром под кучей детских тел. С одной стороны Катя прижималась к боку, с другой стороны Лизонька сопела в ухо. А Костик часто спал прямо на нём, у отца на груди.
По хозяйству Катька заняла место матери. Готовила и наводила порядок, как уж могла. Антон на «семейном собрании» сразу сказал:
— Лиза, Костя, теперь Катерина старшая. Хочу, чтобы вы слушались её как маму… А может и лучше. Теперь нам надо крепко держаться друг за друга. Иначе — пропадём.
Он сразу перевёлся в региональный вертолётный отряд МЧС, ведущим инженером сектора обеспечения.
Каждый день — дома. С детьми. Каждый день он пытался быть примером для всей их покалеченной семьи, старался дать девочкам любви больше, чем любой другой отец. И Костика растил настоящим мужиком (так, как себе это представлял).
Прошёл год после развода. Чувства улеглись, боль притупилась.
За это время Антон как-то подружился с женщиной из лётного состава. С Лебедевой Асей.
Эта невысокая, крепкая женщина, шесть лет летала вторым пилотом на МИ-8.
В тринадцатом году она овдовела. Муж разбился на трассе, не справился с управлением и влетел под фуру. Как раз в то время, когда Ольга ушла из семьи. Нехорошо, конечно, но Антон подумал, что это «знак». И принялся ненавязчиво ухаживать за симпатичной, конопушчатой лётчицей. Да и она благосклонно принимала знаки внимания от немолодого уже инженера.
Только нормального свидания они никак не могли устроить. Он, после работы, мчался к своим детям, она тоже рвалась домой к дочке.
Пока однажды в дело не вмешалась Катька. Она каким-то образом узнала Асин телефон, и созвонилась с ней.
Оказывается, они долго и обстоятельно говорили. И после этого разговора Катерина всерьёз взялась за отца.
Вечером, за ужином, произошёл серьёзный разговор:
— Папа, — сказала она, — нам нужна новая мать. Мне тяжело тянуть домашние дела. Я ведь ещё хочу и погулять, и с подружками потусоваться, и на свиданку сбегать… А у меня ни на что времени нет.
Антон каялся:
— Катенька, солнышко, я всё понимаю. Давай мы наймём домработницу, тебе сразу станет легче.
— Нет. Так не пойдёт… Ты знаешь… Ты извини… Но я поговорила с Асей…
Антон вытаращил глаза.
— А… А где?… А что?… А как ты номер-то узнала?… А о чём говорили?
— О жизни, папочка. О жизни мы говорили… Так вот. Мы тут с Лизкой посовещались, и я приняла волевое решение. Ты должен пригласить её к нам в гости. Понял?
— Катя… У неё ребёнок.
— Да. Именно с Элечкой она и должна прийти к нам. Скажу больше — Асина дочка удачно вписывается между Костей и Лизой.
— В смысле «удачно»? — не понял Антон.
— Лизке — четырнадцать, Косте — восемь. В этот разрыв отлично помещается девочка одиннадцати лет.
— То есть — ты всё уже разведала. Штирлиц ты мой доморощенный.
— Ха, папочка, — гордо иронизировала дочь, — Штирлиц мне и в подмётки не годится.
И отец покорно согласился и с ущербностью Штирлица, и с визитом Лебедевой.
В субботу Катя вместе с отцом наготовила салатов, запекла в духовке две курицы, приготовились к званому ужину.
Ася с Элечкой приехали к пяти, и вечер прошёл замечательно.
Сын, Костя, мгновенно влюбился в эту тётеньку, которая на полном серьёзе обещала прокатить его на вертолёте. Он весь вечер сидел рядом с лётчицей и, раскрыв рот, слушал разговоры взрослых.
Лиза, как-то мгновенно, сдружилась с Элей. Они тихонько выползли из-за стола, ушли в Лизину комнату и засели за её компьютером.
Ася с Катериной тоже нашли общий язык. Истории Лебедевой о приключениях вертолётчиков-спасателей с восторгом воспринимались семнадцатилетней девушкой. Тоха подозревал, что будет у него, в лице Катюшки, ещё один пилот.
Антон смотрел на эту идиллию, и у него теплело на душе. Застарелая боль отпускала, и хотелось верить, что жизнь налаживается.
В этот день Лебедева осталась ночевать у Рожковых. Нет-нет. Ничего предосудительного. Ася с дочкой спали в семейной кровати Антона, а он сам в зале на диване.
Следующий день начался чисто по-семейному. Суета у единственного туалета и ванной комнаты. Завтрак большой семьёй. И Аська, и Тоха выглядели и чувствовали себя счастливыми. А после завтрака Антон сделал коллеге «предложение». И та согласилась. Повыпендривалась, конечно, маленько. Но, немного. Так, для порядка.
В течение пары дней, Лебедева с дочкой перебралась в квартиру Рожкова, перевезла часть имущества, и зажили единой дружной командой.
Представьте себе — два человека, занимающиеся серьёзной работой, не каким-то там маркетингом. Дисциплинированные и ответственные. И вот они живут одной семьёй. И как-то, ни ссор, ни разногласий.
Эти мужчина с женщиной неожиданно прикипели друг к другу.
Поначалу-то, конечно, особой любви не было. Не пылала юношеская страсть и нежность. Но потом…
В первую «брачную» ночь, Антон забрался на ложе и обнял Асю. Сразу почувствовал — женщину трясло.
— Ась, ты чего?
— Боюсь…
— Чего?
— У меня четыре года мужчины не было…
Тоха посмеялся:
— Разве может человек, налетавший больше трёхсот часов в экстремальных ситуациях, чего-то бояться?
— Тебе шуточки, а я…
— Асенька, я же собираюсь быть тебе мужем, а не насильником. Дай я тебя обниму, да и засыпай спокойно. Всё у нас будет хорошо. Всё будет так, как ты хочешь. И тогда, когда ты захочешь.
Через три дня, точнее, через три ночи, они впервые целовались по-настоящему, горячо.
А ещё через неделю, Тоха, с помощью губ, языка и пальцев, довёл Аську до истерики. Два раза.
На следующее утро, женщина порхала как бабочка и солнечно сияла. Казалось — даже веснушки у неё светились от счастья.
Буквально через месяц они уже жизни друг без друга не мыслили. Бывает такое…
Начали копить на дом на земле. Спален в пятикомнатной квартире оказалось маловато, и Элечка занимала одну «каюту» с Лизонькой. И, хоть девчонки и сосуществовали дружно и душевно, но…
С зарплатами Аси и Антона накопить на новый дом не составляло труда. Они заказали проект в конторе. С руководителем проектного бюро, два вечера, всей семьёй, обсуждали схему нового жилища.
Вот примерно так…
* * *
Надо сказать, Ольга звонила редко, и, за пару лет отсутствия, приезжала всего четыре раза. Да и то, только в первый год.
А когда забеременела, и вовсе исчезла из их жизни.
Что поделаешь. Новая семья, новый горячий муж-романтик, беременность, новый ребёнок.
В январе две тысячи пятнадцатого года, Ольга родила мальчика. Назвали Михаилом.
Она позвонила и сообщила своей старой семье эту «радостную» новость. Поделилась, так сказать, счастьем. Антон, не очень весело, поздравил бывшую супругу. А дети и вовсе не захотели с ней разговаривать. Оля наверняка расстроилась, но сдержала эмоции. Правильно поняла детское душевное состояние.
А, в начале июня, она вышла на бывшего мужа:
— Тоша, нам надо поговорить.
Главное — «надо поговорить». Не «разреши», не «я хочу», а именно «надо».
— В чём дело? — у Антона возникло неприятное предчувствие.
— Не по телефону.
Договорились в субботу встретиться в «Есенинском» ресторане. Ну, и встретились. Поговорили.
Ольга выглядела уставшей. Вымотанной, какой-то. Похудела, под глазами тёмные круги.
— Как ты? — начал разговор Антон.
— Да «как»… Плохо.
— Ты хочешь просить денег?
— Ну, чего ты сразу… Я хочу… Попробовать наладить всё. Я хочу вернуться.
— Не получится, Оля. Не получится.
— Ты хотя бы выслушай меня.
— Да, конечно.
— Я собралась подавать на развод.
— Ты поймала своего задрипанного шансонье на горячем?
— Откуда ты?… — Ольга сначала вскинулась, но потом спрятала глаза. Антон продолжил:
— И теперь пришла проверить — есть ли у тебя куда отступать?
— Нет, не потому. Я поняла, что люблю тебя… Я всегда любила только тебя… Мне без тебя очень плохо…
— Стоп! Давай не будем произносить таких слов, как «люблю», «прости», «я дура» и так далее. Мы только бесполезно потеряем время. Эти слова для меня ничего не значат. Давай конкретно — чего ты хочешь?
— Я хочу вернуться к тебе.
— Но… Ты, что не понимаешь, что это невозможно?
— Но почему? Тоша… Мне кажется это возможно. Сам подумай, — детям нужна мать, тебе нужна женщина, в доме нужна хозяйка…
— Олечка, ты сейчас будешь нянчиться со своим младенцем. Много ли внимания ты будешь уделять моим детям. Да и потом… Два года мы как-то обходились без тебя. Уже привыкли. Так что… Думаю, ты неправильно сформулировала… Это тебе нужны дети, а не ты им….. . Насчет хозяйки… Мы пока сами неплохо справляемся. Так что….. . А если ты имеешь в виду секс… Женщина у меня есть…. Ты же не думаешь, что я два года буду хранить тебе верность и жить как кастрат?
Он помолчал и продолжил:
— Я вижу, что ты сейчас в тяжёлом положении. И ты сама виновата в том, что сейчас происходит. Я прав?
Ольга покивала.
— Ну вот…. Мне интересно — зачем ты родила ребёнка, если знала что этот Гриша…
Ольга перебила:
— Его зовут «Георгий».
— Хорошо. Ты знала, что этот вонючий Георгий — никакой отец. Что ребёнок ему не нужен… Пацан чем-то болен?
— С чего ты взял?
— Знаешь, ресторанные лабухи обычно бухают. Если он не алкаш, то пьяница… А ещё посмотри на себя. Ты замученная. Верее всего, ты замучилась таскаться по больницам. Это очевидно. Что с ребёнком?
— Мишенька… Он отстаёт в развитии. Мы с ним постоянно на физиотерапию. Массаж. Подозрение на аутизм. Но я его вытяну. Я его вылечу.
— Оля. Вот ты всю жизнь будешь тянуть этого бедного пацана. Какая ты мать моим детям? Забудь… А мне-то это зачем? Зачем мне жить с женщиной, которая меня не любит, и которая посвятит жизнь не мне, а больному сыну любовника? Зачем я начну калечить жизнь самому себе? Я не идиот.
Ольга задумчиво смотрела мимо Тохи. Видимо оценивала ситуацию. Искала доводы. Наконец вымолвила:
— Ладно. Я со всем согласна. Со всем, что ты сейчас сказал… Но если бы… Просто предположить, что ты можешь мне разрешить вернуться… Я обещаю тебе, что никогда больше такого не будет. Я тебе честно говорю, я не люблю его, я люблю тебя. И я на всё готова, чтобы тебя вернуть. Клянусь Мишенькой.
Чёрт побери, эту бабу. Она обосралась по полной программе, испохабила свою жизнь, испортила жизнь бывшему мужу, и главное, испортила жизнь своим детям. Она бросила их. И теперь хочет всё исправить.
— Тоша, скажи, как бы я могла всё исправить? Вот — чисто теоретически…
— Ладно, давай поговорим об этом… — поморщился Тоха.
— Я тебе обещаю быть верной и любящей женой. Я обещаю быть хорошей матерью… — снова клялась Оля.
Сердце сжалось. Эта женщина… Как бы там ни было — она же мать его детей. Шестнадцать лет… Ну ладно — пятнадцать лет они прожили бок-о-бок, душа-в-душу. Смотреть на её исхудавшее измученное лицо было невыносимо больно. Но…
— Оля, ты хочешь, чтобы я выбросил мою женщину, мою Асеньку и принял тебя? Я не могу её бросить. Я люблю её. Понимаешь?… Но мне тебя жалко до безумия. Я и тебя до сих пор люблю… Как сестру, как мать моих детей, как товарища. Но обратно пути нет. Я тебе два года назад это говорил…
— Я буду лучше её. Я буду тебя так любить, что ты забудешь её. Я… Я всё для тебя сделаю.
Она так убедительно это говорила. С таким напором и искренностью, что Тоха немного размяк. Но, застарелая боль не позволила расслабиться.
— Видишь ли… Когда ты изменяла мне, то что-то делала…
Ольга непонимающе вскинула на него глаза. А Антон продолжил:
— Ты выдумывала систему конспирации, намечала места встречи, шла туда, манипулировала своими… Органами. Совершала какие-то телодвижения… Ты что-то делала, Оля… А заработать прощение ты хочешь словами? Только голыми обещаниями?…
Тоха потёр лицо ладонями, прогоняя душевную боль.
— Пойми, мне не доставляет радости унижать тебя и издеваться над тобой. Но я не хочу с тобой жить. Просто не хочу… Но мне тебя жалко. Однако — мне и себя жалко. Вот так вот просто, простить тебя… Я не могу. Ты же, после этого, перестанешь меня уважать. Женщина всегда презирает мужа, который её простил. А я твоим уважением дорожу и не хочу, чтобы ты меня презирала.
— Я не буду тебя презирать. С чего ты взял.
— Это ты сейчас так думаешь…
— Ладно. Тоша, просто скажи — чего ты хочешь. Я всё сделаю.
— И на что ты готова?
— На всё.
— Ладно, — уступил Рожков, — мне нужны доказательства, гарантии и компенсации.
— Не поняла.
— Мне нужны доказательства, что я для тебя дороже, чем этот твой Григорий.
— Его зовут «Георгий».
— Да мне насрать, как зовут это вонючее ничтожество… Мне просто нужны доказательства…
— Какие тебе…
Но Антоха её перебил:
— Подожди. Дай мне закончить. Ещё мне нужны гарантии, что через некоторое время не появится ещё одно вонючее шансонье, и ты не бросишься под него… И мне, я так думаю, нужны какие-то компенсации за всё то, что я пережил.
— Я тоже многое пережила. Георгий оказался таким негодяем…
— Стой! Скажи, разве я тебя не предупреждал о том, что он альфонс и негодяй?… Согласен — ты многое пережила из-за своей глупости. А я многое пережил из-за твоей глупости! Чувствуешь разницу?!
Антон почувствовал, что его заносит и остановился. Постарался успокоиться. Два года прошло, а ему всё ещё хреново.
— Тоша, — снова завела Ольга, — я понимаю, что сделала тебе больно, но я хочу всё исправить.
— Ладно… На что ты готова ради того, чтобы вернутся в семью. Я понимаю, что тебе нужен комфорт и уют, забота, семейное тепло, Любовь близких. Но, на что ты готова, для того чтобы всё вернуть?
Итак — Доказательства, гарантии и компенсации. Какие?… Я, вообще, подозреваю, что ты пришла только для того, чтобы выманить у меня деньги.
— Не надо мне денег. Не надо, — плакала Ольга, — Я к тебе хочу.
— Оля — доказательства, гарантии и компенсации. Ничего нового я тебе не скажу. Какие доказательства, что ты меня любишь? На какие жертвы ты готова?
— На любые, Тоша, на любые!
— Ты избавишься от ребёнка?
Ольга вытаращила глаза.
—.. . Нет. Я не могу этого сделать.
— А говоришь «на любые».
— Но ты просишь невозможного!
— Ну, почему? Есть дома малютки, есть детдома, ещё там что-то… Я же не предлагаю тебе утопить его как щенка.
— Тоша, всё что угодно, только не это!
Тоха горестно усмехнулся:
— Скажу честно. Если бы ты согласилась отдать ребёнка в детский дом, я бы вообще с тобой разговаривать не стал. Всё же ты хорошая мать.
— Спасибо Антоша, спасибо… Спасибо.
— Тогда как ты докажешь, что я тебе дорог а этот шимпанье… извини шансонье — нет?
— Я бросила его ради тебя.
— Это доказывает только то, что ты стремишься к комфорту, уюту и к деньгам… И ещё я подозреваю, что ты поймала его на измене, потому и «бросила». Ещё есть соображения?…
Посидели, помолчали, подумали.
— Я… Я не знаю, как, — прошептала потерянно Оля.
— Хорошо. Этот альфонс… Это шансонье должно умереть.
— Но… Как?
— Как? По-тихому. Для женщины лучше всего подойдёт яд. Или палёная водка. Подумай, и посоветуйся со мной. Или со Славкой.
— Но меня же посадят. А как же Мишенька?
— В случае чего, о Мишеньке я позабочусь. Троих вытянул. Ещё одного вытяну. Найму няню.
— Ты что — серьёзно?
— Ты же говорила, что готова на всё.
— Но… Это чересчур.
— То есть, ты не можешь мне доказать, что любишь меня больше чем его? Ты не можешь дать гарантий, что снова не убежишь к новому вонючему шансоньё? И ты ничем не компенсируешь мне мою боль и мою утрату?… Тогда о чём мы разговариваем?
— Антон, почему ты такой жестокий?
— Ну, вот такой я есть… Куда же теперь деться… Жизнь заставила.
Он встал.
— До свидания, Ольга Константиновна. Постарайся больше меня не беспокоить.
И ушёл.
Дома, после ужина на вечернем совете, (собрании, посиделках, назовите, как хотите) которые ненавязчиво и естественно вошли в традицию семьи, Рожков рассказал о встрече с Ольгой. Без подробностей.
Все забеспокоились. Младшие-то, конечно, ничего не поняли. А вот Катя, переживала за мать, хоть и не подавала виду, что расстраивается.
Ася волновалась за их с Антоном отношения. Она всё же побаивалась, что он вернётся к своей «бывшей».
Антон переживал за обеих девочек.
Он постарался всех успокоить:
— Катя, Ася, дети… Этот разговор ничего не поменял в наших отношениях. Мы по-прежнему семья, и никто этого не сможет изменить. Я не марионетка, чтобы мной кто-то мог манипулировать.
— Надо ей как-то помочь, — огорчалась Катерина.
— А как мы ей поможем? Она хочет занять место Асеньки. А я на это никогда не пойду. Это… Это — неприемлемо. Категорически.
Потом встал и торжественно:
— Лебедева, давай-ка выходи за меня официально. Нечего тянуть. Согласна?
— Да согласна я, согласна. Чего спрашиваешь…
И уже в понедельник подали заявление в ЗАГС.
В июле, двадцатого числа они расписались. Собственно, штамп в паспорте ничего не изменил в их отношениях. Их привязанность была настолько крепкой и жаркой, что жарче и крепче просто уже некуда.
А через пару месяцев, ближе к августу, по всему городу прогремела новость — женщина убила мужа, защищая ребёнка.
Ольга, таки, не выдержала издевательств. Её «мачо», набухавшись, впал в приступ ревности и обвинил её в измене. Якобы она нагуляла ребёнка, сама не знает с кем. А что? Вполне ожидаемо от такого урода.
Он схватил пацана за ножку, вниз головой, и понёс его к окну, угрожая выбросить того на улицу. Полный придурок, как и любой нормальный алкаш.
Ольга поначалу пыталась отобрать ребёнка, но когда поняла, что сил не хватает остановить изверга, взяла с плиты сковородку. Литую, тефлоновую. И приголубила муженька по маковке от всей души. Тяжёлая черепно-мозговая травма, не совместимая с жизнью.
Мишеньку перепугали до заикания. Ребёнок описался и обкакался. Да и ещё упал из отцовых рук на пол вниз головкой.
Вот такая счастливая семейная жизнь.
Три месяца в сизо. Ребёнок у родителей.
Антон пригласил известного, очень известного адвоката из Москвы. Заплатил столько, что тот приостановил прочие дела и примчался спасать Ольгу. Почти пол-лимона влупил в эту грязную историю… От тупых баб одни расходы и никакого гешефта. Мда…
Но от срока её отмазали. Получила два года условно. Легко отделалась.
Потеряла всё.
Работу — кто будет держать на ответственном посту человека с судимостью.
Квартиру. Вот история с квартирой, там вообще песня. Эта бестолочь подарила жильё, купленное на деньги бывшего мужа, своему новому супругу. Ну, не дура ли?… После бесславной кончины «великого шансонье», налетели родственники первого порядка и отсудили половину квартиры.
И ещё она потеряла все накопления. Её красавец «мачо» благополучно прокутил Ольгины сбережения, да ещё и назанимать кредитов ухитрился на крупную сумму.
Ольга оказалась на улице, без работы и без копейки денег.
Она вечером позвонила Антону.
— Тоша, я хочу с тобой поговорить.
Вся семья напряглась, когда поняла — с кем разговаривает отец.
— Оля, я помог тебе всем, чем мог. Чего ты ещё от меня хочешь?
— Я поговорить хочу. Можно, я приеду?
Тоха осмотрел свою банду:
— Она хочет приехать к нам. Поговорить.
Ася вздохнула, как от неизбежного:
— Ну, что же… Пусть приезжает…
Антон глянул на Катерину:
— А ты как, дочь?
— Да ладно. Пусть приезжает.
— Оля, ты слышала? Можешь приехать в субботу с утра.
В субботу, вся семья Рожковых собиралась в парк отдыха, покататься на каруселях и качелях. Отложили гулянку на после обеда. С утра сидели, ждали гостей.
Ольга подъехала к девяти.
Встретили её насторожено. Только Костик обрадовался. Ребёнок!
Налили чаю, уселись всемером за кухонным столом.
Антон сразу спросил:
— А где сын?
— У мамы.
— Хорошо. Чего ты хотела?
Ольга помялась.
— Я хотела бы вернуться. Я же выполнила твоё условие.
— Какое условие?
— Я… Я убила Георгия.
Антон удивился.
— А я-то тут причём?
— Ну… Как же. Ты же сказал, что он должен умереть. Он умер…
Все дружно уставились на Тоху.
Тот замахал руками.
— Я не при делах… Я же не предполагал… Я же не думал, что она всерьёз…
Ася посуровела:
— Антоша, ты меня разочаровал. Как ты мог?
Тот, вскочил:
— Ася, сядь! Ася, не пори горячку! Я тебя прошу — сядь… Я просто… Оля, ты же сама говорила, что это… Ну… Теоретически…
— Но я-то свою часть договора выполнила.
Антон хотел сказать, что никакого договора нет, и нечего выдумывать. Но оглядел своих женщин и понял — оправдываться бесполезно. Ольга снова поставила его в сомнительное положение. Да твою же мать.
— Ладно. Хорошо. Предположим… Но остались ещё два пункта. Например — компенсация. Ты понимаешь, что я отдал адвокату, который вытащил тебя из дерьма, четыреста пятьдесят тысяч. Четыреста пятьдесят, Оля! Плюс билеты сюда и обратно…
— Я продала квартиру… Свою часть квартиры. И я отдам эти деньги тебе. Там миллион двести… Отними четыреста пятьдесят. Остальные компенсация.
— Здорово, — восхитился Тоша.
Он злился на эту бестолковую женщину. Выгнать бы её…
— Хорошо. Давай говорить прямо. Я подарил тебе квартиру для того, чтобы ты счастливо жила с этим своим ган…, с этим… вонючим ничтожеством. А ты бездарно просрала это имущество. И ты называешь это компенсацией? Это не компенсация, Оленька! Это оскорбление! Это плевок в физиономию! Поняла?
Антону снова понадобилось несколько секунд, чтобы успокоиться и не разораться.
— Кроме того, остаётся вопрос гарантии. Где обещанные гарантии?
Ольга сдулась, поникла. Антон давил:
— Я вообще не пойму — чего ты хочешь? Ты хочешь, чтобы я разошёлся с женой и принял тебя с распростёртыми объятиями?… Ну, а что ты так удивлённо смотришь? Ася — моя жена. Так что забудь о возвращении вообще. У тебя есть деньги, поживи у матери с отцом.
— Не могу я с отцом! Он меня запилил уже!
Тут вступила Катя:
— Пап, у меня есть идея.
Все выжидательно уставились на девушку.
— Пап, давай заберём у неё деньги, сколько уж есть… Добавим к тому, что мы скопили и построим, наконец, дом… Ну, так как мы планировали.
— И что? — не понял отец.
— Там у каждого будет своя комната. И одна свободная, на всякий случай… Я права? Я же видела проект.
Антон и Ася в один голос поинтересовались:
— Ну?
— Пусть Ольга живет там… Ну, в доме… Ну, с нами…
— Это невозможно, — отрезал Антон.
— Пап, она же не будет твоей женой. Она будет как… Ну, как домработница. Мы ей будем платить, а она… Ну… Готовить, стирать там, убирать… И всё такое… Ася же не успевает, и мне тяжело…
Ася тоже пожалела бездомную женщину.
— Тоша, может и правда, — пусть поживёт с нами. Не просто так. Пусть работает. Готовит, наводит порядок, стирает, ходит в магазин. А?
Катька, капризно-показно пристрожила.
— Только пусть она будет это делать хорошо. Вот, к примеру, готовить она не умеет.
— Я научусь, — подскочила Ольга.
Антон подумал. Посмотрел в глаза своей лётчице. Та тихонько кивнула.
— Хорошо, пусть будет так. Я тебе буду платить в месяц… Э-э-э… Сорок тысяч. Но поскольку ты мне должна очень большие суммы (я потом посчитаю) Я буду высчитывать у тебя двадцать пять в свою пользу. Итого — пятнадцать тысяч… Вот такое условие. На мой взгляд, хорошая зарплата. За такие деньги продавщицы вон — целый день на ногах маются.
— Спасибо, Тоша. Спасибо. Я… Ты не пожалеешь… Катенька, доченька, ты не пожалеешь. Ася, — ты… Мне бы только с вами.
Ольга протирала забрызганные слезами очки.
Но Катька по-хозяйски продолжила:
— И это… Чтобы твой ребёнок, не вякал ночью. Поняла? Нам всем надо высыпаться. У папки и у Аси работа тяжёлая, у меня учёба. Ты поняла?
— Да, да. Я поняла. Он у меня — спокойный мальчик. Я думаю, вы его полюбите.
Катька фыркнула:
— Мать! Ты совсем сбрендила! С чего бы я его полюбила? Блин… Ну ты вообще….. . И ещё… Запомни — ты прислуга. Воспитывать нас есть кому. Учить уму-разуму нас будут папка и Ася. Ты пашешь и помалкиваешь в тряпочку. Поняла? Матери у нас нет. Всё.
Ольга заплакала.
— Поняла, доченька. Я всё поняла. Я на всё согласна…
В начале октября Рожковы закончили строительство своего, как Катька выразилась, «логова». Там и живут до сих пор.
С Ольгой.
А Мишенька, как-то незаметно, стал братиком для всех детей. Самым младшим. Никакого аутизма у него не оказалось. В нормальной семье и ребёнок стал нормальным.
Что там у них будет дальше — не знаю.
Вот такая история.
